Главная русская книга. О «Войне и мире» Л. Н. Толстого - Вячеслав Николаевич Курицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С возрастом Наташи связана более важная проблема самого́ толстовского текста, его внутренней хронологии. В августе 1805-го Наташе 13 лет, а когда «был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом» — ей 16. Конечно, один год при таком подсчете может скомкаться в силу конкретного месяца рождения, но тут как раз место напомнить, что книжка напичкана многими впрямь вопиющими анахронизмами. Вера в начале книжки, в 1805-м, «четырьмя годами старше сестры», то есть ей должно быть 17, однако в 1809-м ей уже 24… прыгает через ступеньки лет. Замечательна и история с родами Лизы Болконской: если в июне-июле 1805 года она уже заметно беременна, то Николинька Болконский должен появиться на свет до Рождества, неплохо бы прямо на Рождество, происходит же это 19 марта 1806-го.
Мария Блинкина, подробно исследовавшая эти хронологические странности, говорит о тридцати случаях сбитого времени, приходит к выводу, что «отрицательные» герои в книге стареют быстрее «положительных», и даже высчитывает, что «коэффициент старения в пространстве „положительные-отрицательные“ равен —2,247, т. е. при прочих равных положительный герой будет на два года и три месяца моложе отрицательного». Ее коллега Юрий Бирман, изучавший ту же проблему, сравнивает толстовское время с «открытым временем» у Шекспира (Гамлет взрослеет на десять лет за очень короткий период). Не вдаваясь в подробное обсуждение этих концепций, замечу, что разное течение времени разных героев — действенный способ усложнения движения «тугой сосиски» романа.[10]
б)
Как же Наташа появилась?
Наступило молчание. (пауза) Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. (Качели эмоции: улыбка, но с намеком, что неплохо бы уехать, приглашение к типичному для московских глав возвратно-поступательному движению.) Дочь гостьи уже оправляла платье (платье оправляется, если оно несколько подтянулось; жест, замещающий реальное обратное движение, покидание комнаты), вопросительно глядя на мать (ситуация передернулась и предъявлена дважды: пауза акцентируется в этой фразе взглядом Жюли, а в предыдущей акцентировалась взглядом Ростовой-старшей), как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног (резкая смена ритма), грохот зацепленного и поваленного стула (закадровое препятствие), и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув (обратный жест) что-то короткою кисейною юбкою, и остановилась посередине комнаты (пауза). Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке (конвульсивное движение группы: сбой ритма в исполнении заскочившей вперед Наташи плюс резкое торможение после бега).
Великое множество ритмических перипетий для столь короткого эпизода. В советском фильме в этом эпизоде Наташа выскакивает в гостиную, проводит в ней 15 секунд и выбегает из гостиной. Из оставшейся группы (Николай, Борис, Соня и Петя) Петя выступает в этот момент несколько вперед, как бы повторяя в миниатюре опережающее движение Наташи, а когда Наташа выносится прочь из гостиной, увлекая остальных, остается на мгновение последним и театрально закрывает за собой двери.
В московском спектакле есть постоянный модуль, вращающаяся вокруг своей оси большая рама, трактуемая то как зеркало, то как дверь, то как переход между мирами, и в этой сцене юные герои сверхплотно набиваются туда, отталкивая друг друга с переднего плана, и зачитывают посвященные себе цитаты из книжки, удивляясь своим характеристикам (Наташа, например, обнаружит, что граф Л. Н. Толстой назвал ее «некрасивой»), и есть еще милейшие детали в виде игрушечной пушки в руках Пети (она как бы заменила куклу; именно ее у Толстого Наташа прикрывала кисейной юбкой) и особенно в виде ступни, которую Наташа хочет почесать и дважды поднимает для этого ногу, в результате чего ступня выскакивает за рамку, как выскакивают иной раз у искусных художников-графиков за границу изображения делано неряшливые почеркушки.
Есть и пример из графики: оцените ту же группу в дверном проеме на известной иллюстрации Дементия Шмаринова (ее легко найти в интернете по запросу «Именины у Ростовых»), они там все впятером похожи на устремленную вперед птицу, со светлым окрасом спереди, постепенно темнеющую (за светлую часть отвечают элементы одежды барышень и Пети) и с крыльями в виде рук Николая и Бориса. В английском фильме эта сцена (не знаю, намеренно ли) цитируется с перестановкой героев: Ростовы и Друбецкая в общей группе, Наташа выскочила вперед, а вот Николай и Борис теперь вне группы, смотрят на нее — их провожают на войну.
Вернемся к первому абзацу: оправленное платье — рифма к жесту Лизы, оправлявшей платье в начале романа. Не обязательно в замысел автора входило составить из Лизы и Жюли, двух несчастных — каждая на свой манер — женщин, смысловую пару, но запущенный механизм работает и поверх замысла. На предумышленную пару больше похожи Николай и Борис (годами живавший в доме своих более обеспеченных родственников Ростовых) — мужчины-антиподы, как и заявленные в первых главах в качестве во-многом-антиподов Пьер и Андрей. И в юной компании, вбегающей сейчас в книгу, помимо пар Наташа — Борис и Соня — Николай (или Наташа — Соня и Николай — Борис), крюкоподъячий наблюдатель может высмотреть «детскую» пару из Пети и куклы. В последнем случае уместна и цитата из анонимного отклика 1866 года на первопубликацию «Тысяча восемьсот пятого года» в «Русском вестнике»: «Автор выставляет своих бледных Николичек, Наташенек, Мими и Борисов, на которых невозможно сосредоточить внимание среди описаний военных действий»[11]; кукла в сознании автора отклика — равноправный член молодежного коллектива. Собственно, как о живой, о кукле говорит в этой главе и Борис, эту Мими он знал еще молодою девицей с не испорченным еще носом, она в пять лет на его памяти состарилась и у ней по всему черепу треснула голова.
Николай + Соня = … 1–1-IX
Из пяти, не считая куклы, молодых людей трое покинули гостиную в 1–1-VIII, Соня выскочила в середине 1–1-IX, обидевшись, что Николай заворковался с Жюли, Николай — за ней, чуть позже.
В воздухе расчерчивается любовный треугольник. Сначала Николай рядом с Соней, но, произнося красивые слова о своем призвании к военной службе, он оглядывается и на Соню, и на Жюли, а они смотрят на него с улыбкой одобрения. Потом подчеркнуто, что он на обеих поглядывает «с кокетством красивой молодости», Жюли увлекает его беседой, и вот уже Николай усаживается рядом с ней, опять же «с улыбкой кокетливой молодости» (уже привычный нам мгновенный лексический повтор, разновидность рифмы). Стороны треугольника перекривились, но Соня встает и уходит, и Николай задерживается в гостиной
